Mама

Прошло уже столько лет с тех пор, как не стало мамы, но я и сегодня ощущаю на своих щеках тепло маминых губ, вижу ее воспаленные и увлажненные от радости глаза, ее теплые, мягкие ручки, которые меня обнимали и нежно ласкали.

Не могу объяснить эту мою мощную связь с мамой или мамину  со мной. Кто и что определило вещи таким образом, что она стала для меня истинной точкой опоры, наивысшим символом жизни и всего моего творчества. Я был для нее и наивысшим воплощением любви, смысла ее жизни.

Она посвятила свою жизнь мне и для этого не жалела ни себя и ничего из своего скромного  состояния, что бы получить хотя бы один килограмм кукурузы и, таким образом, спасти от голодной смерти меня и мою бабушку, её мать. Даже фамильный ковёр, что получила она от своей мамы в качестве свадебного приданного, был обменен на какие-то крупы и ничего не стоящие послевоенные деньги. Но, благодаря ей, из голода мы выбрались, и я поехал в Кишинёв учиться музыке.

Не знаю, почувствовала ли мама во мне будущего музыканта, или нет, но она любила меня настолько, что, по всей вероятности, Верховная сила ее благословила, и она с облегчением и от всей души передала и мне свое благословение, оставив на моем челе несколько горячих слезинок и нежное, как не могла бы произнести даже волшебная скрипка Страдивари, пожелание мне стать Человеком. О, как это мудро, мама, милая мама!

Я уверен, что если бы мама получила достойное образование, (она была вынуждена покинуть сельскохозяйственный техникум из-за страшнейшего голода и нищеты её семьи), она могла бы стать заметной личностью. Она бы стала тем источником чистой животворной воды, которой бы поила многих жаждущих вокруг нее людей. Хотя и без того она была человеком мудрым, глубоким, добрым, бескорыстным, щедро одаривая своей добротой и человечностью всех, кто в этом нуждался.  

Мама чаще всего говорила молча, ибо в ее взгляде столько энергии, столько боли, столько любви, столько нежности, а иногда и упрека, сколько не может вместить даже огромная Галактика, потому, что она сама космична и бесконечна.

Она для нас самый точный камертон жизни на всем ее протяжении. Я вспоминаю 1941 год, 22 июня, когда немецкие самолеты на маленькой высоте строчили из пулеметов по всему, что двигалось. Мама меня прикрыла собой, как будто она сама была пуленепроницаемой. Скорее всего, она об этом  и не думала. Сработал инстинкт. Нет, она думала лишь об одном - спасти частицу себя, своего ребенка.

Её жизнь прошла в сложнейших  условиях, которые формировали одновременно и ее характер. Её мама, моя бабушка Надя, что жила с нами в последние  годы ее жизни, осталась вдовой в самом начале первой мировой войны с шестью маленькими детьми. Моей маме еще предстояло родиться седьмым ребенком. А там революция и граница на Днестре, которая на долгие годы оторвала бабушку от родного дома, родителей, что на правом берегу этой несчастной реки. Колючая проволока и бравые пограничники не давали ей возможности хотя бы услышать голоса родных с противоположного берега, узнать об их здоровье или живы пока ещё. Да и ветер коварно разносил голоса на нейтральную полосу сверкающего под лучами солнца Днестра.

В тревоге проходили ночи этой семьи, главой которой была уроженка Бессарабии, т.е. из-за границы. То тут, то там проходили аресты и отправка невинных людей в неизвестные края Севера и Сибири. В одну из этих страшных ночей появились вооруженные люди в кожаных тужурках и в дом бабушки Нади. Они первого повалили на пол только что женившегося единственного маминого брата Петю и на глазах у всей семьи связали, притоптывая  несчастного ногами и прикладом ружья, и увезли навсегда, откуда не возвращаются никогда. До этого была репрессирована старшая сестра мамы, несколько ее теток и дядей.

А тут опять война, потеря мужа в самом конце войны, и вдовья жизнь в свои ещё не исполненных тридцать лет на фоне страшнейшего голода, тифа и каторжного труда в колхозе. За пару собранных  колосков или неисполнение в поле нормы грозила тюрьма до 14 лет.

Помнится мне, как я ложился спать, а мама ещё что-то ещё делала по дому. А утром, когда просыпался, вижу маму опять на ногах с уже массу исполненной работы. И всё такая же быстрая, энергичная и счастливая. От чего же? Видимо от того, что у неё есть спасённая ею мама и есть я. Да и она живёт. Что ещё!?  А я всё спрашиваю себя, когда же спят наши мамы? Когда они отдыхают? Или им вообще не хочется спать?

Мама-созидатель, творец. Она творит жизнь. Некоторые думают, что если они написали какой-нибудь стишок или песенку, то они уже великие творцы. Ва-вай-вай! А мама, которая  тебя сотворила, подарила тебе жизнь она не творец? Да ещё какой, какое творение она создала!

Мне порой кажется, что в меня имплантирована моя мама. Она совершила эту имплантацию ещё в момент моего зачатия. Я чувствую это, я всё время общаюсь с ней. Она всё время во мне присутствует.

Мама это нераспознанный мир, особый мир, подобно тому, что мы называем космическим пространством. Это бесконечная доброта и бесподобная нежность, глубина и величие, жертвенность и безмерная жажда жизни.

Мама есть творение Всевышнего и подобно ему она нас учила ходить, когда мы ещё это не умели, учила смеяться и грустить, учила любить всё хорошее, что нас окружает, учила прощать и глубоко вдыхать в свои груди аромат этого прекрасного неповторимого мира.

Мама, это бесконечность. Это сама жизнь. Это Женщина.

Без неё мы бы не замечали восход и закат солнца, не услышали бы журчание, пробегающего меж трав извилистого чистого ручейка, не смогли бы восхищаться силуэтом стройной и гордой  лани, ни грацией и величием белых лебедей. Без неё мы бы не знали, что означает то состояние, когда по твоему телу проходят мурашки, когда любовь тебя завораживает, когда она тебя подкупает и заставляет идти не известно куда, и не известно как, когда хочется делать всё и не известно что, когда ты теряешь равновесие и становишься воздушным, невесомым, беспомощным и всемогущим.

Наши мамы расходуют себя, к сожалению, очень быстро. Они пропускают через себя наши заботы, они  проживают в своих переживаниях и заботах нашу жизнь со всеми ее взлетами и падениями, радостями и горестями.

Я не перестаю себя спрашивать: "А что это за нация - мама?"

Мамы достойны возвеличия хотя бы за то, что подарили нам жизнь. И это больше чем достаточно. Хотя что, она и есть сама жизнь.

С уходом из жизни мамы, я потерял Свет в своей музыке. Мне показалось, что мрак навсегда завладел мной, и лишь много лет спустя я вернулся к образу матери, той, что не сдавалась перед чёрными тучами, той, что смотрела вперёд в направлении к Солнцу, той, что так любила жизнь и так страстно хотела уверовать и меня в эту любовь.

Мама была для меня тайной. С этой тайной она и ушла в иной мир. В день моего рождения.

Помню, как в Москве на очередном съезде композиторов кто-то подходит ко мне и тихо, запутываясь в словах, сообщает на ухо, что позвонили из Кишинёва и сообщили, что умерла моя мама. Я думаю, что медики-анатомы не смогли бы определить состояние не только моей нервной системы, но и перемещение в этот момент всех моих внутренних органов. К вечеру я уже прилетел в Кишинёв. На улице бушевала страшная снежная буря, которую не помнили даже самые видавшие в своей жизни зимы. Смотрю, а на фортепиано лежит листок бумаги с каким-то напечатанным стихотворением. Читаю и ужаснулся, - стихотворение на смерть мамы без подписи автора. Спрашиваю своих домашних, кто принёс его. Никто не помнит, что бы кто-то принёс что-либо подобное. По стилю узнаю автора, моего большого творческого соратника Григория Виеру. До утра, когда я собирался поехать в село Мокра к маме, было ещё много времени и я сел за пианино. Сквозь слёзы я еле-еле укладывал ноты на нотную бумагу. Это вылилось в песню-реквием, которую буквально через несколько дней блестяще исполнила замечательная певица Анастасия Лазарюк. Песню послушал и Г. Виеру. Я спросил его, как его стихи попали ко мне и именно в такой день? Он сказал, что не приносил мне эти стихи. Так ли?

Кто знает?! Загадка. Тайна.

Также и мама была для меня тайной. С этой тайной она и ушла в иной мир. Мир праведных.

Я не могу вспомнить произнесённых когда-нибудь мамой слов «не могу», «устала», «отдохнуть», «не хочу». Хотя, конечно, она уставала, и хотелось ей хоть немного отдохнуть. Вот иногда она брала меня за ручку и шла в село на жок, сельский танец. По дороге приходилось слышать её гордые ответы на вопросы встречных «Кто этот мальчик?», что это её кавалер и её единственная надежда. Не знаю на сколько я оправдал её надежды, но думаю, что хоть немного восполнил те страшные мучения, которые пришлось ей испытать и, сидя на моих концертах в Кремлёвском Дворце съездов, в Большом театре СССР, в Кишинёве или в родном селе Мокра с Ленинградским оркестром под управлением выдающегося музыканта А. Бадхена она чувствовала себя счастливой, состоявшейся, гордой. Я видел яркие лучики света, гуляющих на набегающих слезинках из под её широко расставленных глаз. Это прибавляло и мне уверенности и расширяло диапазон моей жизненной партитуры.

Не придумало ещё человечество синонимов, или каких-либо иных словесных аналогов или звукосочетаний для передачи той огромной глубины смысла и значения слова«мама». На всех языках мира. У всех народов нашего огромного земного шара.

Евгений ДОГА